Резкий порыв ветра пригнул к земле уже успевшую пожухнуть траву и заставил поёжиться стоявшего на перроне Аллена. Поезд, набирая обороты, шёл мимо, не обращая внимания ни на холод поздней осени, ни на всеобщего героя в потрёпанном тёмно-коричневом плаще, и ему это нравилось.  А вот статус «героя» Уокер так и не признал, постаравшись скрыться как можно скорее, затеряться в толпе, потеряв счёт ночам, проведённым под открытым небом. Вновь убегая от своих и чужих, он взял с собой не так много – свой потрёпанный чемодан, немного одежды, личных вещей и… память.

Аллен вздохнул, плотнее кутаясь в уже разлезающийся шарф, подхватил свой нехитрый скарб. Одного друга не было  рядом, и это была ещё одна потеря, пустота в груди, которую было нечем заполнить.
- Пойдём, Тим, - выдохнул Уокер едва слышно, ветер взвыл, задребезжав стёклами в окнах станции, и он улыбнулся в ответ, неуверенно двинувшись вперёд, туда, где на холодной скамейке сидел человек в ожидании поезда.  Выглядел незнакомец, как бродяга, прошедший много дорог, но Аллен знал, что сам сейчас смотрится не лучше, в прохудившихся местами старых сапогах, подвязанных кое-как ремнями, да в таких же вещах, служивших ему, похоже, ещё только потому, что у него не было ни денег, ни желания что-то с этим сделать.
Устроившись недалеко от мужчины, Уокер натянул капюшон плаща поглубже и приготовился подремать час-другой, на всякий случай всё-таки нащупав в правом рукаве складной нож.

Его путь лежал далеко за пределы этой страны, но он не знал, куда идти. С тех пор, как закончилась война, их общего Дома не стало, как не стало, по большей части, и его самого.
Аллен помнил лишь лица и теплоту сердец, окружавших его когда-то друзей, память порой играла с ним злые шутки, заставляя просыпаться посреди ночи, чтобы убедиться, что прямо перед его постелью не стоит сам Граф – ещё одна тень, которая останется с ним навсегда.
Что тогда произошло? Он сам вряд ли бы дал чёткий ответ, просто всё случилось. Случилось всё, чего он боялся и чего он хотел. Выжили те, кто был ему близок, Нои стали людьми, но все они что-то потеряли, и он чувствовал себя ответственным за это.
Прекратив быть Ноем и экзорцистом, он так и не стал простым человеком, и прекрасно знал, что не сможет уже никогда. Он прятал свои длинные белые волосы под шарфами и шапками,  перевязывал переставшую двигаться, ставшую такой же тяжёлой, как и в детстве, левую руку.
Иногда он мечтал вернуться в тот момент, когда Граф сам кинулся на меч Четырнадцатого, и изменить всё. Вернуть контроль над телом и проиграть. И не знать того, что случится потом, как Линали упадёт на руки брата, когда откажут её ноги, как Крори будут спасать сорок восемь часов, пытаясь сделать невозможное – вывести из организма «заражённую кровь», как к нему придёт в последний раз Роад, как Четырнадцатый оставит его наедине с поражением, умерев второй раз… и в этот раз он не сможет спасти Неа.

Кто он? Тот, кто живёт на этой земле уже пятьдесят с лишним лет, или простой мальчишка, ставший экзорцистом? Раны затягивались, не успев появиться, кожа то серела, то становилась белой, а Аллен чувствовал себя так, будто его разбросало на миллионы кусочков.  Растянуло во времени, медленно стирая из памяти других и так же медленно продлевая ему жизнь.
Самоубийство было глупой и бессмысленной затеей, примерно такой же, как попытка отречься от собственного прошлого и притвориться, что это не он – автор и исполнитель этого безумного спектакля, в котором столь многие сыграли свою последнюю роль.
Он жил, потому что не надеялся искупить свою вину, просто слушая неровно бьющееся сердце и наблюдая за тем, как левый глаз постепенно слепнет.  Он жил, потому что это приносило ему боль и отчаяние.
И потому что его не оставляло смутное чувство,  как будто он обещал это кому-то очень важному, очень родному.  Просто идти вперёд.

- Эй, пацан, прикурить не найдётся? – он невольно вздрогнул, скосив глаза на небритого мужчину средних лет.  Голос прокурен насквозь, глаз не видно, зато видно чуть нагловатое, расслабленное выражение лица. Непослушная копна чёрных вьющихся волос всколыхнула старые воспоминания, но Аллен не стал приглядываться,  отворачиваясь от незнакомца. Ни к чему будить этих призраков.
- Нет, не курю. И вам не советовал бы… - юноша безучастно оглядел пейзаж, собственные ботинки, воробьёв, скачущих по краю платформы, и всё-таки прикрыл глаза, тихо, медленно выдохнув. «И всё-таки похож, значит, мне не кажется».
Аллен не позволил закончить себе мысль, лишь сжал зубы и ниже опустил голову. Даже если бы это был Тикки, спустя столько времени. Даже если бы это было правдой, хотя такое совпадение маловероятно, после того, как обе враждующие стороны, расколовшись окончательно, потеряв всякую цель и возможность быть вместе, затерялись в мире безвозвратно.
Даже если… что он ему скажет? «Извини, это я виноват в том, что случилось со всеми вами»?
«Глупо». И всё-таки ему отчасти хотелось этой встречи, хотелось заглянуть в глаза хоть кому-то из его прошлого, действительно его и действительно настоящего, а не полного призраков тридцатипятилетней давности, пытающихся прорваться в этот мир, чтобы завершить то, что начали так давно.
Он слишком устал, чтобы вновь вытаскивать себя из этого болота, собирать по кусочкам, с трудом узнавая своё отражение в зеркале. Наверное, это просто слабость. А чувство холода от  осеннего ветра, нужно собраться, завернуться плотнее в тёмно-коричневый плащ, починить наконец-то ботинки или достать уже новые, в следующем же городе. И прекратить постоянно вспоминать.

Его резко схватили за ворот, Аллен попытался коротко вскликнуть "Эй!", но слово застряло где-то в горле.
- Эй-эй, да вы верно шутите ... - волнение в голосе можно ощутить почти физически, а когда Уокера подтащили к себе вплотную, перехватив по-крепче ткань плаща, он смог увидеть отчётливо в глубине глаз мужчины старые раны и незаживающий шрам. Глаза были простые. Человеческие. Лучшее доказательство того, что он, экзорцист, сделал с Ноем по всем правилам Святой Войны. Правда, в отличие от тех, кто предпочитал убивать, Аллен даже не думал об этом, и даже не знал бы точно, выжил ли кто-то, если бы Рода не была так добра в последнюю их встречу.
Добра ли, правда? Если бы она сказала, что он во всём виноват и никто не выжил, пожалуй, Уокер смог бы расстаться с жизнью гораздо более лёгким способом, во всяком случае, тогда у него был шанс.
- Юноша, ты ли это? - капюшон медленно сполз с головы, сколько бы времени ни прошло, а Тикки был всё так же выше Аллена, приходилось задирать голову, чтобы смотреть Ною в глаза, это было весьма неудобно, тем более, сидя на старой холодной обшарпанной скамейке, на которой ещё пару секунд назад ты собирался мирно вздремнуть. Длинные волосы неаккуратными патлами легли на плечи и закрыли собой пол спины, и неожиданно он подумал насколько выглядит не таким, каким, должно быть, Тикки его запомнил. "А всё-таки узнал... -" робкая радость от встречи, от увиденного огня в глазах Ноя, от его злости и его голоса толкнулась в сердце, но тут же потухла.
- Как поживаешь, семью не завёл? - он не сопротивлялся, не делал никакого вызова, даже не смог ответить толком. "Вот, случилось то, чего ты так хотел, и что же дальше?" - внутренний критик глумился над очередной глупостью, которую так хотел и которой, по счастливой прихоти случая, добился Аллен. И над тем, что толку в этом было не больше, чем в его хвалёной победе.
Уокер тяжело сглотнул и сделал над собой усилие, напрягая горло, ему нужно это сказать, хоть как-то ответить, он обязан, потому что не имеет никакого права отмалчиваться или прятаться, он это заслужил, а значит, он должен это принять.
Всё, что Тикки захочет ему сейчас сказать. Всё, чтобы он не сделал. Принять и жить с этим дальше.
- Нет... извини, - вышло глухо и неуверенно, слишком тихо, как будто извинялся он вовсе не за это. "Какой же ты трус". Аллен нахмурился, прикрывая глаза, стараясь подчинить себе голос, заставить звучать его громче. - Не получилось.
Микк выглядел уверенным, в нём была рана, надтреснутость, но и стержень был, была воля, которая не дала ему пропасть и измениться. Изменить себе, стать слишком другим, поблёкнуть до неузнаваемости... "Хорошо, что я тебя встретил, спасибо".

Тикки зарычал, но он не вздрогнул, примерно так он всё это и представлял - взгляд, полный злобы, голос, от которого веет ненавистью. Разве что не хватает легко читаемого желания убить, а жаль, наверно...  Хотя он не должен даже позволять себе думать об этом.
- Извини? - конечно, звучало жалко, даже за это хочется извиниться, повторив эхом такое простое глупое слово, преследовавшее его вот уже несколько лет.
А потом случилось странное. Тикки и раньше не выказывал желания играть по правилам или подчиняться чьему-то сценарию, всегда он действовал только по своей прихоти, исключение составлял лишь Граф, и то... когда Микк понимал, что ему не отвертеться, видимо. Ной попытался успокоиться, а Аллен с удивлением смотрел на  это, всё так же почти вися у него в руках.
- От чего же? - Уокер слишком резко потерял поддержку и рухнул на скамейку, ботинки гулко стукнулись о бетон, звякнув, откатился куда-то на край простенький карманный нож. Аллен смотрел на смятую пачку сигарет и пытался понять, что происходит, потому что прощение он не заслужил и не получит, Микк явно хочет набить ему морду, но не делает этого, а он слишком отвык от человеческого общества, чтобы поддерживать подобие беседы или понимать, почему Тикки так поступает и говорит. "Чего ты хочешь"?
- Причёску изменить не пробовал? - он невольно вспомнил о капюшоне, но в ответ на вопрос всего лишь покачал головой. А что не так с его волосами? Он всегда ведь носил длинные волосы или? "Нет, кажется..."
- Это было слишком давно. И это был другой я, - Уокер сейчас скорее говорил с самим собой, чем с Тикки, но хотя бы он ответил. Правда, Микк всё равно не поймёт. - То есть, волосы были такими гораздо раньше, раньше стрижки. Перед тем, как...
"Зачем я это рассказываю? Он ведь всё равно ничего не знает, почти наверняка".
- Не бери в голову, прости. - оборвав себя, Аллен попытался улыбнуться. Вышло, наверно, неважно, но какая теперь разница? Даже эта маска почти истлела, нет причин прятаться за ней и дальше.
- И как ты жил всё это время? Чем занимался? - слова прозвучали в тишине, почти миролюбиво,  если бы только не взгляд мужчины, что-то ищущий. Если бы только не стиснутые зубы. Если бы только не жизнь, длиною в Войну, что пролегла между ними однажды и навсегда. Уокер не смог победить эту стену, и проиграл. Ветер задувал под старый плащ, заставляя его почти что трястись от холода, будто в лихорадке. А может эта дрожь совсем от другого, от столь близкого прошлого, которое он теперь с трудом вспоминает.
- Никак, жил. - он так не мог, не мог продолжать весь этот маскарад, не мог продолжать играть в эти игры, не мог воскресить в себе то, что жило в сердце раньше. Он устал держаться за это прошлое, он устал считать себя тем, кого, на самом деле, не стало тогда, когда не стало и Ордена, и Ноев. Аллен посмотрел Тикки в глаза и просто сказал:
- Его больше нет, мне жаль. Это я во всём виноват, во всём, что случилось до и после. Я жил всё это время, делая всё возможное, чтобы позволить Неа выполнить его единственное обещание, но никогда не знал, что всё так обернётся. Аллена не стало... ещё когда Неа начал пробуждаться. Теперь есть только я. Всё, что осталось. Всё, что можно назвать "Аллен". Ты можешь заставить меня ответить за всё, что произошло, но прошлое искать бессмысленно. Даже эта встреча... ничего не изменит.

Аллен почти не ощущал чужого прикосновения, поднимаясь скорее из-за того, что это нужно Микку, а не из-за применённой силы. Внутри что-то треснуло, словно разбитое зеркало, рассыпаясь мелкими колкими осколками, пока Аллен с почти равнодушным выражением лица смотрел Ною в глаза, игнорируя его слова и злобу.
- Какое право ты имеешь ... - он даже не уворачивался, скула горела от удара, боль была привычной, такой же привычной, каким стало всё, спустя два года бессмысленного существования и попыток даже после всего что случилось, оставаться живым.
Аллен медленно поднял глаза на небо, просто слушая, но не отвечая, стоявший напротив человек ещё мог жить и к чему-то стремиться, петь свои песни и ненавидеть тех, кто лишил его всего. Кого мог ненавидеть "Аллен"? Ману? Неа? Графа? Кросса?  Себя?
-  Не смей, только не в таком жалком состоянии. Ты жалок. И оправдания твои жалки. Сражаешься, сражайся до конца. Ты не имеешь права говорить подобное, ты не имел права сдаваться. Именно из-за твоей слабости "мир спасён" - не более, чем иллюзия. Сломался сам и разрушил других, заставляя жить. Не стало? Я никогда в это не поверю, не ты ли говорил высокопарные речи, что сила человека в его сердце? Не ты ли кричал, что никогда не сдашься? Так ты никогда не загладишь свою вину, Аллен Уокер.
Переведя взгляд на Микка и медленно подняв руки, Аллен взял его за запястья, мягко, почти как ребёнка, тихо ответив:
- Я никогда, Тикки,  ничем не заглажу свою вину. Поэтому я ещё здесь. - он надавил лишь слегка, помня о том, что силы у них неравные, заставляя Ноя разжать пальцы и отпустить. Повреждённая костяшками кожа на скуле начала медленно затягиваться, серея. Уокер закрыл глаза и впервые позволил Памяти занять своё место,ощущая, как она меняет его тело и прокрадывается в разум. В отличие от всех остальных Ноев, у него не было стигмат, как и у Неа.
-  Хочешь послушать сказку? - теперь Аллен внимательно смотрел на Тикки, в золотых глазах не было ни неприятия, ни обиды, ни злобы, лишь понимание и усталость. - Однажды один человек не захотел убивать тех, кто был ему дорог, по чьей-то указке, а воторой человек захотел ему помочь прекратить это всё, а потом и сам захотел защитить всех тех, кто был с ним и прошёл долгий путь, несмотря на то, что уже сам не помнил себя, как и не помнил того, почему начал этот длинный путь. У них получилось совсем не то, о чём они мечтали, и чего хотели достичь, и один ушёл навсегда, без права вернуться и изменить что-то, а второй навсегда остался здесь, без права на искупление, пока само время не прекратит свой бег.
Уокер вздохнул, опуская глаза, чувствуя себя неловко от того, что этот разговор вообще состоялся, и сел обратно на лавочку, поправляя плащ и высматривая на горизонте поезд.
- Нои не могли исчезнуть просто так, но Неа этого не знал, когда сражался. А Граф знал. Ты прав, всё дело в моей слабости. Я видел, что Тысячелетний слишком стремился  закончить бой, что он подставился специально, но было слишком поздно... - Аллен поёжился, вспоминая тот момент, когда костюм Тысячелетнего дал брешь, и тот отчаянный взгляд, полный не ужаса, но надежды. - Я не знаю, почему остался только я. Но "Я" теперь не знаю, кто "Я". Это  всё, что осталось после войны, Орден я покинул вскоре после того, как понял, что со мной произошло, оба Ковчега я разрушил своими руками, и с тех пор никогда больше никого не видел. Лишь только Роад как-то нашла меня, сказала, что вы все живы... вот и всё.

- Тебе никто не говорил, что у сказок должен быть счастливый конец? - Аллен невольно улыбнулся. "Да, конечно, когда-то я сам так думал". Как-то он прочитал очень грустную сказку, правда, она была о безответной любви, и совершенно не похожей на их жизнь, но чувства потери и отчаяния, горя и невозможности что-то изменить - они были теми же, слишком знакомыми.
Уокер усилием воли заставил Память уйти туда же, откуда она и пришла, её тень ещё оставалась с ним несколько мгновений, будто стоя за левым плечом и глядя на бывшего Сына Ноя, подставлявшего сейчас лицо ветру и дождю.
"Интересно, чувствовала ли она боль, потеряв вас всех?" Аллен спокойно смотрел за меняющимся небом - тучи становились всё плотнее, капли дождя всё чаще били по пыльной платформе, несколько птиц залетело под крышу и теперь они громко возились там, чирикая и перебивая друг друга что есть силы. Задумчиво нащупав во внутреннем кармане кусок хлеба, Уокер подобрал свой нож и собрался отрезать немного пичугам.
-  Ты жив, -Аллен вздрогнул. - я чувствую, жив. Я ни с чем не спутаю это чувство. А ты сдался... - он сжал зубы, впервые что-то внутри дёрнулось при этих словах. Сколько раз он проходил через это? Сколько должен был ещё отдать?
- Оба... вы оба сдались. И это раздражает больше всего. Не смей насмехаться над жизнями, что ты, ты, Аллен, сломал! Не смей насмехаться надо мной. Раз разрушил, значит можешь создать. Так прекрати так покорно и устало смотреть!
- Я отдал всё, что у меня было, - он всё-таки встал. - Жизнь, - шаги были тяжёлыми, словно ступает не один человек, а целый десяток, - душу, - Аллен сжал нож в руке и железо треснуло, рассыпаясь, ломаясь словно слишком хрупкое стекло, - даже это тело, я отдал ради победы. Но больше того, я отдал всех, кем дорожил, и оба раза без всякой возможности что-то исправить.
Глаз не было видно за чёлкой, было лишь слышно, как в шелесте дождя так же негромко и удивительно спокойно звучали его слова, с ладони медленно падала густая кровь, Аллен просто стоял напротив бывшего Ноя, не двигаясь, будто сдерживая всё то, что так долго жило внутри.
- Если ты так хочешь взять что-то ещё - пожалуйста, вот он весь я! - он поднял голову, с вызовом, в упор глядя Микку в глаза, по щекам текли то ли слёзы, то ли просто капли воды, - Скажи, что мне ещё отдать и что сделать, как ещё себя потерять, чтобы изменить всё это?! Если ты так рвёшься увидеть и построить новую жизнь, то вот он я - все ответы на вопросы, главная причина и единственное следствие, хоть войну начинал и не я, не я стремился разрушить этот мир или поделить его, словно свои угодья, но забудем про это - вперёд! Чего ты ждёшь?! Ты же знаешь, что делать! Начни всё заново!  - Аллен схватил мужчину за ворот рубашки, нервно дрожа то ли от дождя, то ли от ветра, то ли...   
- Хочешь стать Тысячелетним Графом, Тикки? Хочешь? - он мотнул головой, нервно рассмеялся, и выпустил ткань из рук, медленно отступая. -  Я бы всё отдал... всё. Даже то, что осталось. Но это не поставит Линали на ноги, не... Я ничего не могу с этим сделать, Тикки. Ни-че-го. Строить жизнь? Скажи мне - как?

Капли падали на землю, слова падали в воздух, но мир был словно застывшая картинка. Аллен смотрел и не видел, слушал, но не мог никак услышать этот поток, слившийся воедино, устремляющийся куда-то, старающийся задеть его сердце и, может быть, душу.
Душу? Она у него ещё осталась? Сердце? Когда в последний раз он слышал, как оно бьётся?
Так же отчётливо,  что в тот день, когда увидел, как глаза Графа стекленеют, медленно умирая, как уходит враг всего человечества – просто человек с изломанной душой и бесконечной болью в сердце.
«Я похож на него сейчас? Учитель? Неа?»
- Неважно, что я ещё жив, - Тикки держал его за руку, непривычно тёплый, непривычно близкий, непривычно не-враг, непривычно было всё. И они были почти никем друг другу, и имена уже мало что значили.
- Я умер для них тогда, когда стал сосредоточием всего, против чего они боролись,  и ради чего они отдали так много, -  он мягко прикрыл ладонь Микка своей и улыбнулся. –И дело не в том, что я не хочу вернуться. Это навсегда – мой первый и единственный Дом. Но я не могу, потому что будет неправильным. Очень неправильным… приносить им новые испытания, и новые страдания.
Аллен тяжело сглотнул, не зная, что делать дальше, он двигался неловко, словно в полусне, касаясь одежды бывшего врага, ощущая слишком остро грубую материю и то, как холодны кончики его пальцев, как течёт сквозь них время и его жизнь, никак не могущая закончиться. Но начиналась ли она? На все вопросы у Уокера не было ответа, было лишь желание устремиться хоть куда-то, потерять эту бессмысленность и пустоту, поселившиеся в грудной клетке около самого сердца, бьющиеся уже вместо него, текущие по венам и артериям вместо крови.  «Он должен понять… я надеюсь на это.»
- Но всё, чем я жил, всё было там. И теперь я не знаю, что мне делать, потому что я никогда не думал о том, что будет какое-то «потом», на самом деле… и никогда не думал, что приобрету место, куда хотелось бы возвращаться, и тех, кого не хочется терять. Я был рад, что встретил тебя, но не знаю даже, что с этим сделать, и что тебе сказать…Я ничего больше не знаю, ни в чём не уверен, даже в собственном отражении в зеркалах.
Он зажмурился и всё исчезло. Тикки, станция, ютящиеся под крышей воробьи, проблемы, судьбы, но не исчез дождь, и вместе с ним осталась боль, пробираясь внутрь как холод от промокшего насквозь плаща.
- Если бы только не было меня, этого всего бы не случилось, - болезненный шёпот на грани слышимости, почти что молчание, похожее на крик.
Никогда, никому ещё, не при каких обстоятельствах, ни за что… он не говорил того, что зияло в груди кровавой сквозной раной, что было его личной чёрной бездной, зовущей на самое дно, с которой он просыпался, с которой он жил, с которой он обречён  был умереть.
Если бы его не было…
Нелюбимого, непрошенного, неправильного, не такого, который нужен был всегда.
Если бы его не было…
Сколько бы из них удалось спасти? Сколько бы жило сейчас в мире и спокойствии, ничего не зная о Войне?  Сколько бы не лишилось самого важного?
Если бы…
Капли падали на землю, слова падали в воздух, Аллен чувствовал, как бесконечно падает в пропасть, и думал, каким будет её дно, всматриваясь в черноту под веками.