Лохматый и потрёпанный, он, ещё пацан семнадцатилетний, смотрит на мир с вызовом и настороженностью. Ему страшно. На самом деле ему очень страшно, но он улыбается: широко и ободряюще — всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. А он — не имеет права на то, чтобы показывать слабость, он должен быть сильным и защищать его. Своего брата. И имеет ли значение то, что брат названный? Конечно нет — кровь ничего не решает. Кровь ничего не стоит. Мальчишка младше него самого всего-то на два года. Небольшая разница, но Тики чувствует её особенно отчётливо — чувствует ответственность и не просто чувствует — он хочет быть сильным для него, хочет быть для него опорой, он хочет показать ему, что в этом прогнившем мире есть столько всего восхитительного, захватывающего и весёлого. И когда-нибудь, когда-нибудь обязательно всё будет хорошо. Просто хорошо.
“Щенок”, кричат ему в след, а он скалится и едва ли не рычит, будто и правда — зверь. Руки, ноги — в царапинах; на боку, по рёбрам – синяк, только начавший сходить: лениво, не хотя.
Невольно вздрагивает, когда чувствует чужие прикосновения на запястье и улыбается, когда видит брата, ерошит тому волосы и они вместе идут в своё “убежище”. 
***
Микк просыпается резко, последнее, что он помнит — ощущение, словно летит в пропасть: темно совершенно и чувство, что внутри что-то обрывается. Ощущение чего-то забытого настойчиво щекочет, но португалец лишь отмахивается от него. Спину ломит так, словно спал на камнях и Ной даже не сразу понимает, где находится, чертыхается, разминая затёкшую шею, оглядывается и усмехается коротко: в библиотеке. Ничего удивительного, что всё болит: спать, прислонившись к книжным полкам-то — немногим лучше камней. Слышит неясный скребет и понимает, что именно он послужил причиной пробуждения, вот только не знает — благодарить за это или же отругать: конечно, библиотека не совсем предназначена для сна, но. В конце концов решает просто посмотреть на любителя книг — тут таких немного: Мудрость разве что или Одарённость? И оба эти варианта под сомнением.
Мужской голос, кажется даже возмущённый, был незнакомым и внутри закралось лёгкое любопытство: новенький? Книжный червь или? Тики слышит его через стеллажи, напротив, и на секунду замирает, смотрит по сторонам — влево или право? Этот кабинет больше походил на лабиринт и Тизам бы скормить того, кто его придумал. Спать тут, конечно хорошо, если не хочешь, чтобы тебя нашли в ближайшие полчаса, как минимум, но вот искать выход потом — проблематично. Удовольствие решает положиться на удачу и она его не подводит, а незнакомец, словно чувствует его очень ясно: разворачивается резко, смотрит — внимательно.
“Странный”, — думает Тики, мгновение отвечая на взгляд так же серьёзно, как и тот. Волосы — белые, кожа — бледная, плащ — белый. Поставь его рядом с побеленной стеной — не найдёшь.
На улыбку Микк коротко ухмыляется, беззлобно, и с лёгким удивлением наблюдает за действиями незнакомца: ребёнок, да он же совсем как ребёнок — непосредственный и потешный. Удовольствие не спешит помогать ему, хоть тот и просит — с какой стати? Да и разве так нужно просить о помощи? Не то, чтобы он сам когда-то отличался особыми манерами, но тем не менее: вредность взыграла.
“А ведь кажется о нём говорили, Джасдеби что ли …”, - пытается вспомнить: ведь точно говорили, ещё шутили над тем, какое тот чувство олицетворяется, - “что же это было …”. И почти смеётся — громко усмехается, вспоминая. Возбуждение. На самом деле — забавно. Достаёт сигареты, чиркает спичкой, неспешно, так же неторопливо прикуривает и только потом подходит к новому “брату”, почти вплотную, с лёгкостью доставая книжку, к которой Возбуждение так тянулся.
— Ты серьёзно это читать собрался? — кривится, прочитав название и смотрит на того с недоумением. Впрочем, книгу отдавать не спешит и даже открывает, интереса ради, на середине сразу, пробегается глазами по строкам и закрывает тут же, протягивая её альбиносу, — скука, — делает вывод и удивляется: как тот, кто несёт в себе “Возбуждение”, может подобным интересоваться?