Сны Винтерса – это сплошная темнота перед глазами.
Иногда ему кажется, что он не спит, просто держит глаза закрытыми несколько часов, послушно правилам лежа в кровати, укрытый одеялом, и ни о чем не думает. Пробуждение не вызывает в нем ни радости, ни отвращения: оно просто есть. Это как моргать.

В Винтерсе нет красоты ни на грамм, зато есть оглушающее своей грубостью и нахальностью обаяние. Он громко разговаривает, скалит длинные клыки, отпускает похабные шутки и весь – животное. Он совершенно не вписывается в картину шикарного общества, где общаются исключительно в полголоса. Его фигура – крупная, мощная, не подходящая для парадных фраков – сразу выбивается из общей картины вежливо-вальсирующих. Сокаро одет как обычно: в форму, и ножны не парадного, но боевого меча периодически пребольно задевают кого-то из особенно настырных любителей экзотических знакомств.
Совершенно случайно. Правда.
Это что-то вроде неприятной повинности. Начальство говорит: «Вы должны иногда этим заниматься, генерал Сокаро. От нашей организации должен кто-то присутствовать на этих сборищах, и сегодня, кроме Вас, мы никого не можем выделить». Винтерс ненавидит свое начальство. Хотя, если быть честным, он вообще много чего ненавидит. А еще ему кажется, что в этот раз чего-то не договаривают.
В уголках глаз этого старого англичанина скрывается явное знание какого-то дела, которого Винтерсу, конечно же, отчаянно не понравится, но которое он получит на следующий день, после конца этого никому трижды не нужного мероприятия. Сокаро пытается пораскинуть мозгами как следует, чтобы понять, в чем тут вся фишка: скорее всего надо приглядываться к знакомствам, которые совершенно случайно завяжутся на вечере. Скорее всего, это будет связанно как-то с людьми, которых придется встретить. Что может быть общего у военных с представителями лучшего, высшего, единственно правильного слоя общества? Винтерсу заранее противно, потому что – ничего хорошего. Явно – ничего хорошего.
- Пожалуйста, генерал Сокаро, разрешите представить Вам: Лорд Тики Микк, - Сокаро лениво поворачивает голову в сторону молодого мужчины, осматривает быстро, цепко, оценивающе. Он всегда так смотрит, по старой привычке определяя, представляет ли человек угрозу или нет. По-военному щелкает каблуками в формальном приветствии, скалит зубы:
- Винтерс Сокаро, - в душе ничего не шевелится, никаких воспоминаний, никакого чувства дежавю. Генерал смотрит безразлично, знакомясь в первый раз, про себя думает что-то не очень лестное относительно красивых черт лица этого лорда. Может быть, из-за него приходится торчать в этом зале, напитанным дорогими, изящными запахами? Сокаро вдыхает их, как отраву, они все смешиваются для него в один – неприятный, удушающий и совершенно безвкусный.
«Мерзость расточительности,» - думает про себя генерал, вынужденный отстоять напротив своего нового знакомого приличествующие первому знакомству несколько минут. Ровно столько, сколько нужно, никак не больше: впрочем, Винтерс уверен, этот аристократ испытывает к нему ровно те же чувства. Что может быть общего у взрывного солдата и блестящего Лорда?
Ничего хорошего. Явно – ничего хорошего.

В отличие от Лорда, генерал не сдерживается: кривится раздраженно, нужно ему это. Нужен ему этот миловидный аристократишка, который пусть и выглядит сам не очень довольным в атмосфере роскошного бала, на деле – Сокаро уверен – прогнил так же глубоко, как и все остальные.
Как и все человечество.
Генерал приподнимает верхнюю губу, скаля зубы: по-звериному, совершенно по-звериному – и передергивает плечами. Он, Винтерс Сокаро, один из лучших, один из сильнейших, должен прислуживать какому-то щенку, изнеженному и надменному. Раздражение сворачивается плотным комком в груди, и генералу требуется много труда, чтобы не облечь его в слова. В этой истории ему приходится сдерживаться, в этой истории его свобода закована чуть больше, чем в той, где на его форме блестели две золотые полоски. Впрочем, разве хотя бы где-то носят такую форму? Конечно же, нет.
Ему стоит огромного труда – не преградить самоуверенному англичанину дорогу. Жалкая, жалкая мелочь, не способная сама даже одеться: язва на теле земли. Смеющая приказывать. Паразитирующая, выжимающая из мира все соки для своих мелочных нужд.
Как и все человечество.
Винтерс смотрит на согнувшегося пополам Тики, кривит губы: жалкое зрелище. Может, ему еще и за ручку его водить надо? Вам душно, Лорд Микк? Голова не кружится, Лорд Микк? Водички не хотите, Лорд Микк? Ах, полежите, Лорд Тики Микк.
«Гребанные англичане,» - со злостью думает Сокаро. Ему претит эта страна, эти никчемные люди, у которых вместо крови течет вода. Эти правила, рамки, обычаи и постоянная пасмурная погода.
- Вам плохо, Лорд? – и Сокаро кривит губы. И в его «Лорд» ясно звучит «ублюдок, я не собираюсь быть тебе мальчиком на побегушках». Ему хочется вздернуть мальчишку – для Сокаро Тики – всего лишь мальчишка – за шкирку и встряхнуть, чтоб унялся. И он бы так и сделал, наплевав на титул и последствия, если бы не чувствовал спиной множество взглядов. Любопытные стервятники: им бы лишь поживиться чем. Винтерс берет молодого мужчину под локоть – грубо сжимая пальцы, совсем не похоже на осторожную поддержку, которая принята в таких случаях в блестящем обществе – и буквально выволакивает на балкон.
- Слушайте-ка меня, Лорд, - Винтерс снова кривится, убрав руки, и наклоняется, чтобы щенку было лучше слышно. Если смотреть со спины, то мощная фигура Сокаро полностью скрывает изящную фигуру молодого аристократа. – Носиться с тобой я не хочу и не буду. Для меня вся эта хренота – такой же сюрприз, как и для тебя. Если ты сможешь отмазаться от продолжения нашего потрясающего знакомства – я буду только рад. Если нет… - Винтерс раздраженно морщится. Он – военный, а не телохранитель. Этот еще и с норовом будет: небось, орать будет, что «не смейте мне указывать, что хочу, то делаю». – Ты же понимаешь, что мы не поладим.