Периодически, раз в несколько десятков минут – это в лучшем случае и только если внешнее омерзение накладывалось на внутреннее более ли менее ровно, а чаще – раз в несколько минут, Эрнст подносил к губам слишком дорогую для его внешнего вида. Обернутую кожей и отделанную серебряной нитью флягу, чтобы затопить все, что было ниже горла. Чтобы она стала выше горла и затопила мозг хмелем, чтобы голоса, которые за двадцать лет стали почти реальными людьми, заткнулись, наконец.
Заткнись, дрянь. Тони. Ты же хотела… в море, вот и дергай. Меня только оставь в покое. Уберись. Уберись уже, уберись, – каждый глоток сопровождая этим спокойным «уберись», Эрнст прикрывал глаза, слыша, как пойло скатывается вниз, а голос затыкается. Потому, когда она заткнется, наконец, мужчина почти, удовлетворенный, отнимает флягу от губ и открывает глаза. И каким же было его удивление, когда пустой до того стол заняли двое мужиков, от вида которых Эрнст в каком-то смысле даже протрезвел. Медленно опустив флягу на стол под тяжелым взглядом темных глаз, мужчина посмотрел сначала на одного, что был похож на последнего грузчика в порту, котором мелким сопляком Эрнст прятался от ветра. Только улыбался не так гнусно, как те, а хищно… но, тем не менее, это было гнусно. Настолько, что полумаг кривил губы, будто в очередном глотке «уберись», но флягу лишь сжимал, не поднося ее снова к губам. Второй субъект был еще краше, чем первый: с длиннющими патлами, в маске на половину лица, в дорогом, слишком дорогом для этого заведения, пальто. Эрнст таких уже повидал… более того, сам когда-то был таким же. Усмехнувшись и сдвинув брови над тонкой, лже-аристократичной переносицей, он уже готов был совсем неаристократично сказать: «да пошел ты, клоун, твой цирк уже уехал», но оба мужчины оказались настолько ретивыми, что спелись, не перебросившись, кажется, и словом. Или перебросившись… Эрнст, кажется, последним глотком перебрав с пойлом, не смог вспомнить, он вообще плохо понимал, что происходит.
– А от чего я так нахлестался?.. – спросил он сам себе или ту, которая знала все ответы на все вопросы, как богиня.
– Вы вообще кто такие… твою мать, господа? – приподняв флягу, будто с желанием выпить, Эрнст остановил руку, темными глазами смотря из под отросшей челки на подсевших, и во взгляде его не было ничего хорошего. – Я вас не приглашал, убирайтесь.
Однако, мужчины, кажется, этого даже не заметили. Слишком самоуверенные, они уже предвкушали, по физиономиями было понятно. Ведь Эрнст пьян, плохо одет и ничерта не соображает, а они не могут этого не понимать. Мужчина огляделся, увереннее усаживаясь на стуле, закинул под столеш ницей одну ногу на другую, не переставая наблюдать. Неприятностями несло от этих двоих любителей поразвлечься, особенно от красноволосого. Он был каким-то чутьем неприятен, будто знакомой волной от него несло, но не жестокостью, грязью и мерзостью, а этой эфемерной, почти ненастоящей, но по-настоящему проклятой силой. Она окутывала его, как одеяло, и Эрнст, которого воротило от этой силы, как от пойла сейчас, выразительно кривил губы. Он осмотрел красноволосого, поставив на стол флягу и, стянув за цепочку со стола часы с проткнутой орденскими стрелами, зажал их в кулаке. Это было почти рефлексом, но после оброненных вслух слов – абсолютно бесполезным уже.
Они предлагают ему игру? Подозрения, не смотря на опьянение, селилось в голове, и как-то слишком сложилось в: хоть один из этих ублюдков, скорее всего этот, красноволосый, этот чертов ублюдок наверняка знает того ублюдка. А то, что двое его знакомых встретились в одном месте – это ли не шутка. Если это, конечно, вообще было шуткой. Ударная волна не то страха, превратившегося в азарт, не то азарт, превратившийся в страстное желание сдохнуть прямо сейчас. И этот, кажется, может ему помочь в этом шуточном деле. Эрнст был уверен и внутренне улыбался, назло дикой бабе, что ныла и ныла где-то глубоко внутри. У него не получалось ее утопить, но убить, кажется, могло получиться.
– Какая встреча… я ведь почти уверен, этот клоун не из простых, что это мы так резво подскочили с места.… этот второй… – быстрый взгляд в сторону, на брюнета, он был слишком самоуверен, вероятно, было от чего. Эрнст был слишком пьян, чтобы строить длинные логические цепочки и выводить из сложившейся ситуации истину, потому он решил отдать все в руки случая. Пускай это будет игра, он слишком неудачник, чтобы выиграть, более того, Эрнст вообще не умел играть, будучи абсолютно бездарным в картах. Он даже тогда не смог научиться выигрывать, когда Эдуард Сассекский пользовался этим, каждый проигрыш приравнивая к акту, как он это называл, «самоотдачи».
– Во что, черт возьми, играем?.. – повторил он вопрос, и хмельная, полубезумная улыбка заиграла на тонких, змеиных губах. Ему и самому было интересно, во что этот клоун играет сейчас. – Давай сыграем, если не будешь делать ставки на мою задницу, – будто сам себе проговорил Эрнст и, не сдержавшись, глотнул еще только что принесенной брюнетом выпивки, а потом взял свой саквояж, вытащил оттуда связку купюр и швырнул на стол, туда же отправились часы пренебрежительным жестом. Плевать вообще. Эта звезда проклята. И он вместе с нею. И они.
[NIC]Ernst[/NIC] [AVA]http://cradgm.f-rpg.ru/files/0011/ef/ac/34664.jpg[/AVA]
