В глазах на миг потемнело. Не стоило так усердствовать, пожалуй. Но, когда Токуса оказался на поле боя, по опыту ощутил, что действительно полезен Богу теперь, он не мог остановиться, пока все демоны вокруг не отправятся в бездны ада, где им самое место. Отныне своей новой миссией он жил и дышал.
- Ещё пять акума четвертого уровня были замечены на востоке отсюда. Мы истощены, отступаем, - Мадарао просто воплощение невозмутимого спокойствия. Как, впрочем, и всегда.
Не уж то присутствие господина апостола не действует ему на нервы? К седовласому мальчишке Токуса испытывал исключительно неприязнь. Бесконечные изнурительные процедуры, месяцы реабилитации и тренировок после - и все для того, чтобы на миссии с ними отправляли подстраховку? Пока они с Мадарао прекрасно справлялись без посторонней помощи.
Впрочем, и от него была польза. Услышав о том, что гложет господина апостола, Токуса не сумел сдержать улыбки. Довольной ухмылки победителя.
- О, значит, души акума страдали? - эта новость согревала холодной иорданской ночью получше любого костра. Ненавистные создания Тысячелетнего заслуживают только страданий. Сколько сотен лет они сеяли везде, где появлялись, лишь ужас и страдания - пора отплатить им тем же.
"Третий" мог, конечно, и промолчать. Мог, но не захотел. Он не обязан потакать господину апостолу и держать свое мнение при себе. И за свои слова Токуса готов был ответить.
- Видеть подобное... я тебе завидую, - в ту же секунду пришлось закрываться от удара. Так-так, врагам господин апостол сочувствует, на союзников - кидается с кулаками. Прелесть какая. Губы сами собой растянулись в усмешке.
Токусе доводилось слышать, что апостолы освобождают души акума. Они - посланники божьи, благословенные воины-спасители. "Третьи" были иными: единственная польза, которую они могли принести, заключалась в уничтожении. Этим они и занимались. И Токусу вполне устраивала роль палача - он давно смирился с тем, что ему не стать паладином, и не испытывал к их общему врагу ни благородного сочувствия, ни унизительной жалости.
Что с того, коли акума когда-то были людьми? Токуса тоже некогда был человеком, а ныне превратился в живое оружие. Что же, требовать теперь жалости к себе? Увольте. Он знал, на что идет. Они все знали, и приняли свою участь, как величайшую честь.
Гнев, который вызывали в душе Токусы порождения Тысячелетнего, зависть, испытываемая им к природным апостолам - страшнейшие грехи, непростительные для христиан. Гореть Ворону за них в аду после смерти - не перегореть.
Но, покуда такой ад царит на земле, стучаться в двери рая так же непростительный грех.

Черт. Убегать, когда выродки Ноева семейства были у них прямо перед носом! Гадство. Почему, едва получив возможность сражаться бок о бок с апостолами, Токуса вынужден отступать?
Черт.
Раны затянулись в считанные минуты, о них не осталось и напоминания в виде шрамов, царапин и кровотечений. Боль - и та утихла. Все правильно: мертвецы не чувствуют боли. Формально Токуса был ещё жив: его сердце билось, кровь согревала тело, легкие глотали кислород, но сейчас смерть подобралась совсем близко. Ближе, чем когда они с Мадарао, Тэвак, Гоши и Кире шли в огонь в первый раз, не веря сами, что идут. Да что там, ближе, чем когда-либо.
Зачастую многое в жизни воспринимается, как должное и безальтернативное. Словно  все происходящее - в порядке вещей. Идет по плану. Но в один момент ты умудряешься все переосмыслить и понять, насколько неправильно развивались события. Токусе казалось, что научный отдел подарил ему крылья, вживив переработанные первым чревом клетки акума в его тело. А сейчас он больно ударился оземь, остался ни с чем. Ни настоящего, в котором он мог бы приносить ощутимую пользу здесь и сейчас, ни будущего.
Утратившая свой смысл жизнь не нужна никому. Это даже не жизнь: так, существование, жалкое и бесцельное. Но эта пытка бессилием продлится недолго. Токуса знал, что сейчас все закончится.
- Мадарао, - голос звучит хрипло и обреченно, как ни старался "третий" казаться непоколебимым, - пообещай, что выживешь и станешь следующим чревом...
Токуса хочет жить, но жизнь для него - это сражения, в которых он теперь бесполезен. И душа и тело его уже очернены клетками акума. Он мертв для мира. По сути, так со всеми "третьими", но, черт, почему Токусе эта участь выпала так скоро? За что?!
Но выбора нет. Он ведь знал, на что идет, подписываясь на эксперимент. Выходит, ему суждено стать всего лишь расходным материалом для нового поколения "третьих". Если это вершина того, что Токуса может сделать для победы в войне - пусть так. Он не остановится на полпути, не сбежит и доведет дело до конца.
И Мадарао поймет это без слов.

"Дети Марии легко живут, к участи они рождены благой.
А Детям Марфы достался труд и сердце, которому чужд покой..."
Смерть подступала со всех сторон. Тянула свои загребущие лапы, готовая схватить и утащить в глубины ада любого, кто попадется на пути, не разбирая, где правые, где виноватые. Единственным маяком, позволяющем хоть как-то ориентироаться в воцарившемся хаосе, было стремление сохранить жизнь. Чужую жизнь. Аллен Уокер, преждевременно поседевший нытик... и важная боевая единица. Природные апостолы редки, сильны и оттого неописуемо ценны для Ордена, а то и вовсе - бесценны. Избранные, отмеченные самим Богом, они обладали особой силой, и долгое время только им по силам было противостоять исчадьям тьмы.
"И за то, что упреки Марфы были грешны пред Богом, пришедшим к ней.
Детям Марии служить должны Дети её до скончанья дней".
Что до подобных Токусе, их жизнь не стоила и четверти цены жизни Апостола. Воин света против живого оружия, грязного и подверженного износу, как любой пистолет или клинок, - не стоит и говорить, в чью сторону склонится чаша весов мироздания. Аллену Уокеру нужна была жизнь - как возможность сражаться. Токусе же полагалась всего лишь отсрочка. Теперь, оставшись без рук, он не мог продолжать сражаться и должен был продержаться любыми путями, пока они не встретятся с Мадарао снова, и тот не поглотит его, чтобы клетки первого чрева не пропали за зря. Это большее, что он мог сейчас сделать.
Это на них во веки веков прокладка дорог в жару и в мороз.
Это на них ход рычагов; это на них вращенье колес...
Изнурительная боль, разливаясь по телу, захлестывала, манила провалиться в сладостное забытие - балансировать на грани сознания удавалось с огромным трудом, и "третий" прилагал к этому все усилия. Он держал барьер до последнего. Пока не рухнул на землю, покинутый жалкими остатками сил.
... Это на них всегда и везде погрузка, отправка вещей и душ,
Доставка по суше и по воде Детей Марии в любую глушь.
Стало даже как-то легче, когда Токуса услышал за спиной голос апостола, от осознания, что все это было не зря. Это нельзя было назвать гордостью или самодовольством, скорее, чувством выполненного долга или моральным удовлетворением. Когда понимаешь: справился, сделал то, что должен был, но благодарности не ждешь, достаточно самого факта. К благодарностям "третий", вообще, не привык. За выполненную работу ему и его друзьям не полагалось ровным счетом никакого вознаграждения, даже словесного.
'Сдвинься', - горе они говорят. 'Исчезни', - они говорят реке.
И через скалы пути торят, и скалы покорствуют их руке.
И холмы исчезают с лица земли, осушаются реки, за пядью пядь.
Чтоб Дети Марии потом могли в дороге спокойно и сладко спать.
Они - не люди. Они - Вороны. Безликие, безымянные пешки Ватикана, готовые сложить буйные головы за идею. Идею победы в Священной Войне, которой их с послушничества кормили на завтрак, обед и ужин, которой они жили все эти годы. Из-за которой, поставив подписи в документации к эксперименту "третий экзорцист" подписали себе смертный приговор. Для чего все? Чтобы защитить. Проложить дорогу другим: тем, кто способен, в отличие от них, положить конец войне.
Оттого Токусу и посетило непреодолимое желание разукрасить под хохлому скорбную апостольскую мину, увиденную им, стоило только глаза открыть. Что с этим Уокером не так, в самом деле? Жизни не рад? Думал, все, отмучился, а тут - р-р-р-раз! - и чудесное спасение? Ещё и причитания вместо благодарности. Эх, если бы только целы были руки Токусы, задал бы он апостолу по самое не балуй! Этот нытик бы у него осознал, что все его страдания - ерунда в сравнению с теми, которые "третий" причинил бы ему!
А Детям Марии чего желать? Они знают - ангелы их хранят.
Они знают - им дана Благодать, на них Милосердья направлен взгляд.
Не смог спасти. Токусу, Джонни, группу Ривера, смотрителя Чана, остальных... Не смог спасти? Ха! Много ли народу он смог бы спасти, бесславно сдохнув под обломками Североамериканского Управления?! "Пока ты дышишь, ты можешь бороться и продолжать идти. Докажи, черт подери, что тебя спасли не зря!" А Уокер, какого-то хрена, всем своим видом демонстрировал сейчас обратное.
А вообще-то, апостола даже жаль. И не за его благородное стремление кого-то спасти, а потому, что он явно прошляпил момент, когда Всевышний раздавал людям мозги. Все это было бы до слез печально, не будь оно с чего-то настолько смешным.
- Ну-у-у! - может, Токуса и остался убогим безруким калекой, но ноги пока были при нем и вполне слушались. Замах - и  со всей оставшейся дури Ворон двинул коленом так удобно склонившемуся над ним, будто над умирающим лебедем, Уокеру, по его преждевременно поседевшему котелку. Если там есть, хотя бы, зачатки мозгов, такая встряска поставит их, как он надеялся, на место. - То, что я, спасая твою задницу, выжить извернулся, не повод топить меня в слезах!
Но шутки - шутками, а сложившаяся ситуация не на шутку подбешивала. Слава Богу, словесный поток господина апостола прервался, и Токуса мог перенять эстафету.
- А теперь, слушай сюда, - он в миг посерьезнел, словно вовсе и не находил поведение Уокера комичным секунду назад. - Не будь столь самоуверенным. Любая, слышишь, любая война влечет за собой жертвы, - слова давались с трудом. Во рту появился неприятный сладковато-тошнотной привкус крови. "Третьему" пришлось выдержать паузу и перевести дыхание, прежде, чем он смог продолжить: - Сила Апостолов не предназначена для защиты.
Невозможно выиграть войну в одиночку. Непростительно отвергать чужую помощь, когда необходимо объединить силы.
Токуса резко подался вперед и сел, чтобы смотреть глаза в глаза с апостолом.
- Твой долг - уничтожать то, что способны уничтожить только апостолы! А если ты будешь тратить время на спасение тех, кто рядом, - голос сорвался на крик, - то не сможешь спасти мир, идиота кусок!
"Третий" замолчал, продолжая сверлить Уокера неотрывным пытливым взглядом. Все же, апостолы - во все бочки затычки. Неужели так трудно не растрачивать направо и налево свои силы, а беречь их для битвы, чтобы не жаловаться потом, что ты ни на что не способен?
Без апостолов человечество окажется перемолотым в жерновах Священной Войны.  Им не нужно жертвовать собой. Им необходимо жить, чтобы сражаться. И, чтобы позволить им делать это, не размениваясь по мелочам, трудится, не покладая рук, целая организация. Затем и существует Орден, искатели, Вороны, "третьи". Они все желают хоть чем-то помочь этому миру, защитить своих родных и близких, сквозь грязь и кровь проложить для них дорогу в светлое будущее. И для этого каждый делает то, на что способен и что должен делать. Для победы в этой войне каждому необходимо осознать свое место и занять его.
Двигая камни, врубаясь в лес, чтоб сделать путь прямей и ровней,
Ты видишь кровь - это значит: здесь прошёл один из ее Детей.
Он не принял мук ради Веры святой, не строил лестницу в небеса,
Он просто исполнил свой долг простой, в общее дело свой вклад внеся.

1. Пред-канон. Посвящение в Вороны. Что чувствует Тэвак, получив вторую точку на лбу, в знак того, что она больше не просто послушник, а элитный боец. Что она понимает, чему радуется, о чем жалеет, став на шаг ближе к Богу, но навсегда отказываясь от лица, имени и прежней жизни. Что Мадарао теперь не брат, а капитан, такой же безликий и безымянный, как и она сама. Осознание того, что выбора у нее и не было - тяготит, или наоборот, подбадривает и подталкивает вперед?

Вглядываясь в безупречную и гладкую поверхность зеркала, Тэвак смотрела на отраженное в нём юное, ясное, лицо. Мгновение – и губы трогает тихая, застенчивая улыбка. Ей всего пятнадцать и в чертах лица ещё ощутим призрачный след недавно растворившегося в потоке времени детства.
Это было лицо весны, лицо лета, теплое дыханье душистого клевера. На губах рдели гранаты, в глазах застыл расплавленный горький шоколад. И ей казалось, что коснуться этого лица – все равно, что ранним декабрьским утром распахнуть окно и, задохнувшись от ощущения новизны, подставить руку под первые легчайшие пушинки снега, что падают в ночи, неслышные и нежданные. И все это – теплота дыханья и персиковая нежность – запечатлевается внутри рамы, кажется, что навсегда. Зеркало украдет этот образ, чтобы над ним был не властен ветер времени, чтобы его не мог изменить бег часовой стрелки. И оно никогда ни на секунду больше не изменится.
Ей всего пятнадцать, но она этого совершенно не чувствует. Тэвак, вглядываясь в наблюдавшую за ней самой девушку, не ощущала теперь никакой связи между ней и собой. Между той, кто осталась лишь там, в границах рамы и стекла и той, от которой осталось лишь имя. Второе имя. Навсегда.
И единственное, что их роднило и протягивалось тонким мостиком над пропастью – две вертикальные точки на лбу. Сегодня она получила вторую в знак завершенного обучения, в знак того, что она – элитный боец. Она — Ворон.
«Откуда тогда эта пустота? Эта неуверенность? Ведь это то… действительно то, чего я хотела», — Правда. — «Но… почему так грустно?»
Она знает. Может не признаваться, но, совершенно точно, знает.
Это тоска о несбывшемся. Это грусть по тому, чему не суждено никогда будет случиться. Спросит ли она себя, заглядывая вот так вот однажды в зеркало, улыбаясь кому-то отраженному от неё настоящей, а не пустого звука имени, хотя бы о том, красива ли? Нет. Будет ли крутиться в платьях и примерять одну за другой кокетливые шляпки выбирая только лучшее? Нет.  Назовет ли она теперь хоть единожды своего брата вновь по имени? Нет. Если ли у неё будущее? Разве сможет она когда-нибудь прожить жизнь простого человека? Будет ли в её жизни кто-то помимо этой воющей пустоты? Нет. Нет. Нет.
«Жалею ли я?» — Ближе подавшись к зеркалу, Тэвак словно ждала, что отражение ей ответит. Скажет то, чего не может произнести она. Скажет без всяких «но» и «если».  Без «у меня не было выбора» скованным тяжелым смирением. Ведь она хотела этого. Пусть не всецело, не всей своей душой, всё равно стремившейся к чему-то слишком простому, земному и человечному, но, изо дня в день, шла именно к этой цели. Шла вместе с Ними. А значит — всё не зря.
Пусть она никогда и не думала, просто старалась не допускать этих мыслей, как каждый из них решился на это. О чем думали они? Чего хотели? Но об этом и не спросишь. Это то, что остаётся за гранью и невидимой чертой, это то, чего лучше даже просто не знать.
Опустив взгляд на плоскую маску, лежавшую на стуле, с символов Воронов вместо лица, Тэвак с какой-то новой остротой осознала, что теперь именно это – её лицо. И быстро отвела глаза. Словно в страхе что теперь и там, в зеркале, не увидит ничего кроме фигуры в алом балахоне, человека без имени, истории, родных и близких. Человека без прошлого, настоящего и будущего. Человека без лица.
Но нет, она была всё там же, эта девушка, почти что девочка, с тревогой закравшейся в темноту глаз и тонкой складкой пролегшей над переносицей между бровей.   
— Ты, наверное, хотела бы спросить — счастлива ли я?.. — Она поджимает губы, словно в обиде за этот неловкий, но всё равно прозвучавший вопрос.
Она даже брата не спрашивала, зачем он на всё это идёт. О чём думает. На что надеется. Во что верит.
А она просто верила в него. В каждого из них. И это не было одним из вариантов самопожертвования – ей действительно было важно быть рядом с ними.
«Однажды, теперь уже слишком давно, ты спросил у меня «что есть дом?» и тогда, хоть я и знала ответ, но всё равно не  понимала… не могла понять до конца. Мне было пять и в этом возрасте трудно представить, как может быть Дом без дома. Как можно жить постоянно куда-то уходя и никуда не возвращаясь. Но у меня был ты, брат. И я не помню времени когда было иначе…» — Тонкие пальцы скользнули по складкам алой ткани поправляя тяжелые объемные складки балахона.
«Но знаешь… Без них моя жизнь была бы не полной. Они те, кто позволили мне почувствовать и понять, что такое «Дом». Они – наш Дом, правда? Наша семья… Вы все – моя семья». — Надев маску, Тэвак накинула на голову глубокий капюшон.
«Спросишь — счастлива ли я?» — Не глядя больше в зеркало, развернувшись, она направилась к двери.
«Да».

2. Пред-канон. Представьте ситуацию. Команда Мадарао только-только сформирована. Как известно, Тэвак - младшая сестра Мадарао, к тому же,  единственная девушка в группе (исходя из рисовки, я склоняюсь к тому, что Киредори все-таки парень). По старой памяти о совместных скитаниях по улицам, остальные стараются оберегать ее и относятся, как к «младшенькой», но ведь она уже - элитный боец Ватикана и на равных с ними. Как она сама относится к такому обращению,  какие методы избирает, чтобы доказать обратное и не обидеть при этом друзей?

— Я пойду и всё скажу им! — Тэвак, сидевшая на своей кровати по-турецки, чуть ссутулившись и подавшись вперед, облокотившись локтями о свои ноги, резко выпрямилась и сжатыми в кулаки руками легко ударила себя по коленям. Решение принято. Обсуждению подлежит, но изменяться не будет.
— В конце концов, я уже взрослая, самостоятельная и Ворон, элитный боец завершивший с отличием обучение! — Тирада, а точнее доводы из неё, начинавшейся до того в мыслях, звучали, как хотелось верить, убедительно. Возмущение в голосе уж точно прослеживалось и сполна. Разговоры с самим собой, конечно, не самое лучшее, что может происходить с человеком, но и не худшее. Разногласий внутри себя Тэвак не ощущала, просто так, пока в тишине звучит хотя бы её собственный голос, её маленькая комнатка, как и все прочие больше похожая на келью, не казалась нежилой и пустой даже, несмотря на наличие в своих стенах её обитательницы.
Начался мыслительный монолог с того, что Ворон обдумывала прошедшую миссию. И ту, что была до неё… И ещё несколько тех, что были «до», не говоря уже о том, что и без того было постоянным и ежедневным, но это она в расчет сейчас не брала. Да, менялись задания и их сложность, менялись их действия и шаги, стратегия  и тактика. Почти всегда одинаковым был разве что непосредственный результат, который им нужно было получить как итог исполненной задачи. Но было и ещё одно… И именно это сейчас занимало все её мысли.
— Хватит меня оберегать, ведь я способна постоять за себя сама, разве нет? — Это было не честно. Она ведь, в действительности, Ворон. Они все это знают, как и то, что принадлежность к элитным бойцам должна убивать в них всяческие привязанности и связи. Не важно кем они были «до». В прочем, не важно и кем являлись теперь… Но и сама Тэвак и её друзья, пусть и подчинялись внешне таким простым и во многом понятным правилам этой довольно жестокой игры, оставались внутри неизменны. Они могут прятать свои лица, отзываться на новые, выданные им, позывные забывая свои настоящие имена, могут умело делать вид, что они не люди и не обладают эмоциями, могут не проявлять ни к кому действительно хоть мало-мальски теплых чувств, но… Никуда не спрятать настоящие переживания за кого-то и заботу о нём. Можно лишь умело делать вид, что ничего не происходит.
Но то, как себя вели её товарищи, напарники и, как ни крути, но в большей степени, чем предыдущие два слова, друзья  выходило за рамки установленного. Она по прежнему была для них “младшей”, а не стала “равной”, как должно было быть после посвящения.  Это было, во-первых, просто обидно. И обида, закрывая глаза на все детали и доводы, могла всё свести к тому, что с ней даже попросту не считаются. Или и вовсе считают слабой?
Но нет… Нет, нет, нет. Эти мысли — глупые и не правда.
Мотнув головой, отгоняя наваждение из откровенно бредовых выводов, отчего светлые волосы рассыпались по плечам, девушка поднялась на ноги. Замешательство было секундным, не более.
А во-вторых, такое отношение напоминало ей о том, кем она была. Пусть когда-то, пусть теперь это под замком и запретом – но была и, наверное, где-то и в чём-то остаётся. И Тэвак этого боялась. Она так старательно шла за ними и вместе с ними, прошла долгое сложное обучение, стала другой: сильной, волевой и, не без этого, даже смелой. И было страшно представить, что однажды она может снова стать “маленькой Эльке”, такой совершенно беспомощной и слабой, постоянно нуждающейся в чьих-то поддержке и присутствии.
Она ведь больше не такая.
Покинув свою комнатку и закрыв за собой дверь, девушка быстрым, но тихим шагом прошлась по пустым и холодным коридорам.
Ну ладно брат… Мадарао, наверное, даже будь он хоть трижды их капитаном, не мог относиться к ней иначе. Это было сильнее него. Так же как и сама Тэвак не могла бы без содрогания думать, что однажды с ним может что-то случиться. Ведь тогда… Нет! Даже мысли такой нельзя допускать. Это слишком.  Она не тешила себя надеждами на счастливую и долгую жизнь, таковой у них по определению не может быть, но и рисовать перед собой то, каким будет для каждого из них финал – было лишним. А брат… он ведь обещал.
Токуса? От этого, наверное, тоже было бы бесполезно ждать чего-то иного. Пусть иной раз насмешливый и едкий, пропускавший резкое словцо или острую шутку – Току всё равно оставался одним из её братьев. Страшим, заботливым и как-то по-своему нежным. С ним о том, что её сейчас так терзало и тревожило, даже говорить было бы бесполезно — обернёт всё в шутку. Как пить дать.
Гоши, пожалуй, был бы единственным кто легко согласиться играть по её “правилам”. Но лишь до поры и времени. Стоит появиться хоть какой-то опасности и азиат не просто каменной стеной, горой, будет возвышаться между ней и тем, что способно причинить Тэвак вред.
Кире слишком взрослый: мышлением, мыслями, поведением и спокойствием. Несмотря на то, что выглядит парень совсем как мальчишка, да и немногим старше её самой – он скорее сделает вид, что не понимает о чём она. И не потому что не захотел бы помочь. Просто не будет знать как.
Братик Рин? Тут бы оставалось только вздохнуть. Всё будет так же, как и с теми, кто названы выше. Исключение не возможно. Хотя иной раз ей казалось (или даже только хотелось, чтобы казалось), словно есть что-то ещё… Но разобраться в этом было слишком сложно.
«Это будет похоже на то, словно я потребую от них невозможного»,  — Тэвак ни на миг не задумывалась куда идёт. Вариантов было не так уж и много, где сейчас могут быть друзья, но с каждым новым шагом, интуитивно чувствуя, что приближается, начинала сомневаться в своих действиях и словах.
«А смогла бы я вести себя иначе на их месте?» — Если смотреть правде в глаза и оставаться честной перед собой – нет.
И дело ведь и не в том, что ей неприятна их забота, наоборот… Это единственная ценность, что есть в её жизни: они сами и то, что они ей дают. Но хотелось ответить чем-то подобным, а не становиться обузой, девочкой, за которой нужно постоянно приглядываться, и за которую нужно то и дело бояться.
«Я правда стала взрослее, понимаете ли вы это?» — Остановившись перед одной из дверей, девушка на несколько секунд склонила к ней голову, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате. Недолгую тишину нарушили голоса, знакомые, но наполненные неразличимыми словами. Отпрянув, вдохнув поглубже, словно собираясь с силами перед прыжком в воду, Тэвак, быстро и коротко постучав, открыла дверь, заглядывая в комнату.
Для такого маленького помещения их, конечно-то же, было тут слишком много. И маленькая шахматная доска, едва ли не карманных размеров, и вовсе терялась и не сразу открывала факт своего присутствия здесь, а заодно и тайну того, чем всё были заняты. Шашки и шахматы, уместившиеся в одном единственном наборе, были их совершенно не секретным секретом. Правом на отдых.
— Ребята, — взгляды обратились к ней, и Тэвак почувствовала, как собранные слова, подобно бусинам, соскальзывают с лески мыслей и, рассыпаясь, теряются. Не собрать.
«Это и правда будет чем-то невозможным…» — Невольно улыбнувшись, она перешагнула через порог.
«Они знают», — просто не могут не знать, ведь и она тоже меняется. Это необратимый процесс.
Так может всё это ещё и для того, чтобы она не взрослела слишком быстро? Или могла, хоть немного, оставаться той прежней собой, от которой каких-то пять минут тому назад так хотела убежать.
«Извините», — просто очень-очень сильно хочется быть полезной. Ведь она это может. Они через столько прошли, все вместе, что она панически боялась в один прекрасный момент понять, что отстаёт от них.
«И спасибо,» — за то что “младшая”, за то что “сестрёнка”, за всё ещё живущую где-то Эльке.
— Кто выигрывает?

3. Тэвак дает согласие на участие в эксперименте "третий экзорцист", понимая необходимость этого. Раскройте мотивы, отношение к выбранному Ватиканом способу борьбы, к самому эксперименту. К тому, что подвергнут ему не только ее, но и ее друзей.

Их оставили одних. В жизни каждого должен наступать такой момент, когда лучшим советником и другом должны стать одиночество и возможность побыть в тишине. Не с друзьями, товарищами и соратниками, теми, за кем ты пойдешь куда угодно, хоть в огонь, хоть в воду, хоть по раскаленному железу босиком, и кто, не медля, пойдут и следом за тобой, а с самим собой.
Не вместе. Каждый должен был решать сейчас сам. Чтобы остаться честным перед собой.
И в этом позволении был ощутимый подвох, скрытая ловушка. Ведь как Вороны, люди, и без того готовые в любой момент отдать свои жизни, они должны согласиться не сомневаясь, не обдумывая и не оглядываясь. Но эти улыбка с напускным дружелюбием, это сквозное и призрачное сочувствие, это «У вас есть время до утра»…  Это право «обдумать всё» ломало что-то внутри. Ставило происходящее под сомнения. Заставляло задуматься…
«Нам есть что терять, да?» — раньше она об этом не думала. Казалось, что ничего и нет. Ничего особенного. А те хрупкие, такие хрустальные, единственные ценности приходилось старательно прятать от чужих жадных глаз. Но право обдумать всё давало понять, что им есть чем дорожить. И то последнее, что принадлежит только им одним, будет отобрано. И не будет пути назад.
«Всё изменится…» — А что было до? Было ли что-то такое в распорядке её жизни, о чем она будет жалеть?
Вся её жизнь состояла из ступенек, ведущих к Богу: так их учили, так им говорили, так их наставляли. Начать обучение и отказаться от имени; став Ворон – потерять лицо. И с каждым новым шагом  в них всё меньше оставалось от них самих. Но Тэвак не знала действительно ли это верно и правильно, что Богу не нужны их лица и имена. Они становятся словно восковыми, лишенными черт и подробностей, оплавившимися свечками, которые когда-то были людьми.
«К Богу, да?» — Она не любила такие разговоры. Чувствовала себя неловкой и виноватой, словно обманывала кого-то в том, что служит во Имя Его, но не знает, как к Нему в действительности относится.
Сидевшая на кровати, притянув к себе ноги и обняв свои колени, девушка, выпрямившись, потянулась к маленькой прикроватной тумбочке. Открыв выдвижной ящичек, на ощупь нашла там маленькую деревянную «дощечку». Снова удобнее сев на кровати, разжала пальчики глядя на маленькую икону. Троица.
«Мне все кажется, Бог живет высоко в горах...» — Тэвак всегда спокойно относилась к изображениям святых. Она ещё помнила тот момент своего детства, когда это было не так, когда в её душе не появилось это холодное жало равнодушия, но сейчас ни сами иконы, ни посещение церквей и храмов не оставляли в её душе хоть какой-то след.
Расскажи мне, что тебе видится с высоты? Я иду к тебе, научи меня не остыть.
Эмалевые лики этих странных существ остались чужды и непонятны ей, хотя она и пробовала обращаться к ним в молитве и тогда долго простояла в церкви, стараясь проникнуться верой, поглубже вдохнуть в себя запах ладана и какой-то особой, присущей только этому месту пыли. Ей думалось: если эти запахи наполнят её легкие, проникнут в её кровь, тогда, быть может, её тронут, станут понятнее эти раскрашенные фигурки с фарфоровыми глазами и яркими, как рубин, губами. Но ничего не получилось, ничего!
Она осталась холодна, даже когда потрогала святых, — просто дерево, глина, подрамник и сухие, иной раз потрескавшиеся от времени, краски.
Я боюсь тебя, помоги мне не слышать страх. 
Здесь их учили вере в Него. Но не ласково взращивали её, а грубо бросали в почву их душ. Если до Центра она не чувствовала его, не понимала и не была уверена, что Бог существует, то когда им открыли глаза на эту Святую Войну. Представления о Нём не укладывались тогда в её голове. Как это: на всё воля Божья? И на мамину смерть, и на то, что они все сироты, и на эту войну?.. Со слезами на глах просила, в молитвах, которые говорила как умела, чтобы на Земле сломалось всё оружие… Боялась каждого своего нового «завтра».
У тебя здесь покой – ни людей, ни имен, ни слов. Только небо и птицы, ныряющие в него. Ты плывешь легко, в облака опустив весло, задеваешь колокол, и раздается звон. У тебя здесь тишь да божия благодать, поднебесный купол, обетованный рай. Только там, под тобой, до самой земли – вода. И не видно тебя, как часто ни умирай. 
Неужели на земле столько бед и страданий, чтобы им не было жалко умирать? Им, и так лишенным всего.
Она не понимала этого тогда и не понимает сейчас. Не понимает до конца… И так же, как и тогда, ещё в детстве, ничего не чувствует, вглядываясь в маленькую иконку в своей ладони. Свет маленькой свечки не кажется теплее, в мыслях не появляется ясности и никуда не исчезает эта давящее тяжелое чувство, ворочающееся в душе.
Завтра всё изменится. Завтра они станут другими. Тэвак не сомневалась, что всё те, кто находятся в отряде Мадарао и являются его подчинёнными, пойдут до конца за своим капитаном. Они бы так поступили, даже не будь одной такой маленькой и странной семьей.
Разреши мне рассказать тебе о других – о бескрылых, не отмеченных чистотой, одиноких – тех, кому не подал руки ни ты сам, ни переменчивый ангел твой. Что им делать, если речь заглушает плеск твоего весла, рождающего дожди? Ты всегда высоко в горах, на твоей земле из двоих идущих выживет лишь один. Что им делать, если ты не подашь им знак? Как понять, что кроме бога, никто не свят? Отпусти меня – вернуться к ним и узнать, как смертельно им тоскуется без тебя.
«Братик, а почему ты согласился?»]/i] — “Согласился”, наверное, слишком громкое слово и не честное, не справедливое. Мадарао, наверное, просто поставили перед фактом… Единственного просто обрекли на это, без права выбора. А может и нет. Откуда Тэвак знать? Но его команде, людям, для которых он был капитаном, оставили иллюзию возможности. 
[i]«Что будет, если отказаться?» — Сквозная пустота в душе, от одной лишь проскользнувшей этой мысли, оставила за собой шлейф из страха. Тончайшей завесы того, как может быть. Тэвак не знала наверняка, но чувствовала, остро и болезненно, что тогда больше никогда его не увидит. Одна лишь возможность не видеть его – била кнутом. А… не слышать? Не чувствовать его присутствие? Не иметь возможность быть рядом с ним? Знать, что даже если она оступится или упадет, он будет рядом, подаст руку, поможет подняться. И, нет-нет, да улыбнется. Пусть и такой невидимой теперь, но всё равно согревающей её улыбкой.
Никогда. Не увидит.
А это и было той маленькой драгоценностью в её жизни. Можно потерять лицо и имя, можно не глядя отдавать свою жизнь, бережно складывая её на алтарь войны, совершено не зная, когда её безжалостный топор опустится на твою голову… Но всё это можно пережить, кажется, что даже так легко, когда рядом есть они. Все они. А брат…  Братик… Леон… Он всегда был рядом. Ещё дольше, чем кто-либо. Это он читал ей сказки в детстве, когда они были ещё совсем детьми и у них даже был дом. Он, а не Бог, с Именем которого они должны становиться под знамёна.
На земле костры, и время горит в кострах, люди жмутся друг к другу, греют ладони, ждут.
«Мадарао…» — Имеют ли силу их эти имена, если даже через них она продолжает чувствовать ту душу, что спрятана от глаз? Если даже эти пустые звуки, некогда такие чуждые, всё равно наполняются, как кувшин, капля за каплей, смыслом.
Она не пойдет за Богом или во Имя его. Она пойдет за своим Братом. Куда угодно… Вместе не страшно. Вместе – не так больно. Вместе – легче.
«Что есть Дом… верно?» — Каждый раз, когда становилось трудно и тяжело, она вспоминала эту маленькую простую истину, искорку в непроглядной тьме.
Бог нас любит, но Бог
живет
высоко
в горах.

Он стоит на вершине и слушает пустоту.*

* © Кот Басё «Мне все кажется, Бог живет высоко в горах»

Код:

[b]1. Имя.[/b]

[b]2. Данные персонажа.[/b]
Возраст, дата рождения:
Пол:
Национальность:
Сторона: 
Ранг:

[b]3. Характер.[/b]

[b]4. Способности.[/b]

[b]5. Связь с Вами.[/b]

Код:

[b]1. Имя.[/b]

[b]2. Данные персонажа.[/b]
Возраст, дата рождения:
Пол:
Национальность:
Сторона: 
Ранг:

[b]3. Характер.[/b]

[b]4. Способности.[/b]

[b]5. Связь с Вами.[/b]

Код:

[b]1. Имя.[/b]

[b]2. Данные персонажа.[/b]
Возраст, дата рождения:
Пол:
Национальность:
Сторона: 
Ранг:

[b]3. Внешность.[/b]

[b]4. Характер.[/b]

[b]5. Способности.[/b]

[b]6. Связь с Вами.[/b]